«ЛОВУШКА» ДЛЯ  СТРЕССА

Нам не приятно, когда нас игнорируют. Мы не выносим, когда нас оскорбляют. Если нас «задевают за живое», мы реагируем и делаем это с крайней живостью. 

Это три ступени психики, по которым она совершает свое восхождение на пьедестал стресса и нервного срыва. В приведенных трех предложениях выражен общий смысл качественного состояния этих ступеней.

Ступень первая: Личная активность, подсознательное стремление утвердить какое-то свое влияние на ситуацию, обстоятельства, в крайнем случае тех других, что сопряжены с существующей обстоятельной ситуацией, так же как и вы. Это стремление, как правило не осознается вовсе или полноценно. Но оно, как (основная или беспринципная) мотивация к действию присутствует обязательно. Вы что-то говорите, объясняете, доказываете, может быть (особенно) делаете замечание по какому-то существенному для вас поводу. Но вам не просто говорят что-то плохое - на вас не реагируют вовсе. Видно, что слышат, но даже не делают хоть незначительного движения в вашу сторону. У вас есть внутренний порыв (ума) проявить себя (это, разумеется не означает «показаться» перед другими, потому что как правило мы проявляем какую-то инициативу с подсознательной целью утвердиться в самих же себе для самих себя), этот порыв огалтел, поскольку речь идет о психологическом порыве инициативности. Инициатива подразумевает решительность. Но не просто, а решительность практически безусловную. То есть, если мы (подсознательно) решились проявить инициативу, нам очень сложно помешать в этом, никакие существующие условия обусловлено субъективного характера, а так же объективного (кроме, разве что, землетрясения или чего еще покруче) не могут остановить нас. Инициатива, это ситуация ума, в которой он срывается со своих «подпорок» и как серфингист, что несется на высокой волне, с трудом, но восторгом удерживая равновесие, «летит», подгоняемый ветром необратимого решения, потому что инициатива, это действия, о которых ни с кем не советуются. Логично будет предположить, что для осуществления инициативы, ум собирает весь свой доступный психический потенциал. Потому что по самостоятельному почину оказывается один на один с обстоятельствами объективного характера, в то время, как субъективно зависим от других людей, потому что инициативу проявляют лишь относительно коллективного процесса; глупо в общем-то прозвучит: «он(а) проявил(а) собственную инициативу для, собственно, своей же собственности...». Но, если мы делаем кому-то замечание, скажем,.. в общественном транспорте или на улице, проходя мимо какого-нибудь мелко пакостного, да еще и может быть не великовозрастного безобразия, что творится средь бела дня, мы проявляем инициативу? Несомненно. Для кого? Для себя получается... И получается не совсем верно.

Подросток рисует на стене подъезда, лифта. Мы, проходя мимо (оказываясь рядом), делаем вразумительное замечание. Почему? Если отбросить предположение, что мы убираем этот подъезд или, что являемся ответственными за порядок в подъезде, или обременены еще какой-нибудь обязанностью в данном отношении. Потому что мы старше? Ну, это уже совсем не причина; мы же не тыкаем и не указываем непрестанно и постоянно кому-то, кто младше нас, что ему делать, а что нет. Ведь и младший может сделать вполне ответственное замечание старшему, так? Может дело именно в ощущении ответственности перед... другими; скажем, пока так.  Ответственность, значит необходимость держать ответ. Перед теми же соседями, например, которые смогут сделать замечание уже нам, поскольку мы не отреагировали на «безобразие». Мы делаем замечание из-за чувства ответственности, чтобы не держать ответ самим?..

Странная формулировка, не находите? И тем не менее, она верна. Только, это не сознательная установка, а подсознательная. И опять же, она выражена в словах, а словами часто сложно передать точный смысл; поэтому, данное определение, конечно же несколько относительно, грубовато, что ли.

И вот, подсознательно выраженный смысл этого определения, нам необходимо подвести в качестве основания под фактор инициативности. Мы проявляем инициативу, потому что... чувствуем ответственность за какое-то (общее) дело. Допустим, так. Не то, что бы нам хотелось «выделиться», нет. Мы ратуем за общее дело, мы знаем, что в любом случае придется держать какой-то ответ за проделанную нами и определенную нам работу, и нам хочется сделать ее еще лучше, чем это обычно возможно, для блага общего дела... или? Выходит, что и так, и так, как бы. И для себя и для других.

Путаница? Нет, на самом деле. На инициативу нас подвигает объективное не совершенство в выполняемой деятельности и ее результатах. Потом, опять же, инициатива реальна лишь для того, кто НЕ ОБРЕМЕНЕН (ОФИЦИАЛЬНО) ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ! Если мы вынуждены что-то делать, и делаем сверх нормативных установок, это не есть инициативность в прямом смысле. Кто-то установил какие-то нормы, а значит ограничения. Для нас? Еще чего! И мы выходим за установленные рамки, мы делаем порученное нам дело больше, лучше.

Если же нам чего-то не поручали, не обязывали, а мы столкнулись с ситуацией (возможности) самостоятельного принятия решения и последующих действий, целиком БЕРЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НА СЕБЯ, то мы, категорически просто, проявляем инициативу.

 Итак, нам никто не поручал, допустим сделать замечание, но мы, обратив внимание на «безобразие», возмутились, и категорически настроено обратились к конкретно, деятелю этого «аморального» действа. Во-первых, есть нормы общественного порядка, мы это хорошо знаем. К примеру, хулиганских слов на стенах подъездов быть не должно (по ряду весомых причин, обсуждать которые нет смысла). Но, предположим, мы видим, как школьник рисует на асфальте мелом. Изрисовал «всю дорогу».  И мы проявляем «инициативу». Мы делаем замечание. В какие нормативные рамки общественного порядка и благоустроенности вписывается наше вразумление ребенку? Или у нас свои представления на предмет этих норм? Вероятно, что так. Для кого конкретно мы это делаем, для себя, для этого ребенка, в целях воспитания, для общества? На чем центрируется наше подсознательно выраженное намерение? Можно сказать, что для общества, для этого ребенка. А при чем здесь мы сами? Разве, что притом, что нам самим разрисованный «в дым» асфальт доставляет какие-то (умозрительные) неудобства. Значит и для себя, в принципе. Чего тут еще ломать голову?

Настроены мы были благодушно, когда проходя мимо, остановились, собрались с мыслями, что бы вразумительно пояснить ребенку, что поступает он не правильно. Обратились к нему. А он ноль эмоций. Будто нет нас. Мы обратились настойчивей. Тот же эффект. Больше ничего с этим ребенком мы поделать не можем, этот ребенок не наш и любые действия сверх уже нами сказанного, могут быть расценены окружающими как насилие (над малолетним). В любом случае, нам остается только ПОДАВИТЬ в себе порыв инициативности, а еще подавить то некое нечто в нашем уме, что возникло, когда мы собрались с мыслями. Это «некое нечто», то есть свежая ситуационная идея не реализовалась. Из ума, она не проявила себя полностью через сознание. И что с ней стало дальше? Она энергетически компенсировалась за счет психики. Фактор инициативы исчез? Куда? Идея компенсировалась за счет психических ресурсов, а изначальный стимул ума «нестись на всех парах»? Это как раз уже не умственный, а сугубо психический (возникший ситуационно) потенциал, который тоже нужно куда-то девать. Как же его компенсировать? За счет ума, то есть в обратном порядке? Но ум, это категория действия, он должен проявлять себя явно (особенно в данном случае). Поэтому ум будет «пережевывать» психический потенциал инициативности, но толком ничего сделать не сможет, потому что сам и запустил механизм необратимого действия самого же себя. Это просто значит, что любое внешнее проявление, которое сознательно ожидает ответной реакции, устойчиво игнорируется, наносит по психике человека мощный, но не «колющий», а как бы «тучный», протяженный или растянутый по времени удар, из-за «жевательного» рефлекса ума в такой ситуации. Образно, это то же самое, как использовать для оттирания кожи от грязи не мочалку, а наждачную бумагу или еще что-то в этом роде.

Это первая ступень психологического поражения, которое, растянуто по времени и потому относительно «сглажено».

Ступень вторая. Оскорбление.

Здесь уже элемент инициативности с нашей стороны отсутствует: ее проявляют в отношении нас другие. Ситуация, как бы с точностью до наоборот. Но нам не делают ни каких замечаний, нас ни в чем не вразумляют. Нам говорят что-то не ради того, чтобы мы чему-то научились, не ради какой-то полезности (индивидуальной и обобщенной). Оскорбление может иметь какие угодно словесные формы, но все они имеют одну и ту же смысловую подоплеку, которую можно выразить следующим образом: «[Я ] вижу [ТЕБЯ] вот таким образом и молчать об этом не буду!».

Но, как же, можете возразить вы, бывает, что одному человеку приходится делать замечание другому (в несколько грубой форме, правда, но... так уж вышло), а тот другой реагирует на это как на оскорбление. Все верно. Поэтому вышеприведенная смысловая формула отношения, как раз отражает истинную суть такого «замечательного» в(ы)ступления одного по отношению к другому. И сказать определенно точно, что явилось побудительным мотивом для замечания, наставления при таком ситуационном раскладе, действительное осознание полезности вмешательства в ситуацию другого и, в принципе, общую ситуацию, или же именно смысловая подоплека столь прямолинейного содержания, в общем-то не так просто. Человек, к которому обратились, мог быть раздражен, например, и не адекватно среагировал. Но, почему он решил, что его именно оскорбляют?

Давайте подробней рассмотрим, что такое оскорбление.

Оскорбиться, не значит обидеться на кого-то, хотя психологическая основа этих чувственных проявлений одна. Но обидевшись, мы закрываемся в себе, уходим в себя в отношении нанесшего обиду, а оскорбившись, наоборот, нападаем. По другому можно сказать так: нам (крайне) обидно, когда нас оскорбляют и мы выплескиваем эту обиду обратно, так как не желаем мириться с таким отношением к нам, так как такое отношение к нам со стороны других УЩЕМЛЯЕТ НАШЕ СОБСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ К СЕБЕ САМИМ, как к личности. Обида, как таковая не ущемляет, а как раз наоборот распаляет, хотя и присутствует «фоновое» ощущение ущемленности[1]. Мы можем близкому человеку наговорить гадостей и этим обидеть его. Но, крайне редко именно оскорбить. Если имеют место действительно близкие отношения, то психически выраженный ум не склонен так рассматривать подобное отношение к себе. Оскорбление же возможно в ситуации личностной удаленности друг от друга, и чем больше это расстояние, тем вероятней ощущение оскорбленности при слишком неосмысленных и резких высказываниях. Начальник может оскорбить подчиненного. Может ли подчиненный оскорбить начальника? Наговорить ему что-то очень резкое, гадливое, унизительное и т.д.? Наговорить, конечно может, кто же запретит? Но оскорбит ли? Реакция начальника вполне предсказуема, описывать ее смысла нет. Он почему-то (в любом случае) выше такой ситуации. Он как-то морально защищен. Почему? Ответ, наверное очевиден - он имеет власть над своим подчиненным. То психологическое напряжение, что он испытывает на момент оскорбительных действий, имеет в нем два пути компенсации: первый, это, как в обычном случае, вынужденно стерпеть или же подать на обидчика в суд, или же призвать его к порядку через коллективное вмешательство, второй же, не делать ничего из перечисленного, а просто УВОЛИТЬ. Вот так, одним росчерком руки, что поставит подпись на соответствующем документе. Какой же путь выбирает подсознательно выраженная психика начальствующего лица? Вы, возможно уже догадались. Никакой. То есть, какие-то меры, конечно приняты будут, поскольку должность обязывает следить за нравственным и моральным состоянием коллектива. Но - начальник выше оскорбления (со стороны подчиненного),  если только он действительно чувствует себя начальником, разумеется. Он спокоен. Не надменен, хотя, не исключено и это. Просто выше, СУЩЕСТВЕННЕЙ.

А теперь давайте так же подумаем о том, что рассмотренный пример относится ни к кому иному, как ВАМ САМИМ. Даже, если вы не занимаете начальствующую должность. Потому что каждый человек, какими бы внутренними качествами он не обладал - сам себе голова, сам себе начальник. И психологически не защищен от ФАКТА нанесенного оскорбления потому, что сугубо умственно (в опоре на психику) имеет только лишь один путь компенсации отрицательно действующей в сознании энергии. Путь личностной отстроненности от возникшей, сугубо личной (!) проблемы. Потому что, в любом случае, когда нас оскорбляют, мы (поначалу) теряемся. Но спустя минуту (секунды) растерянность проходит и возникает дополнительный, второй «путь». Но он уже совершенно не действенен, не адекватен психологическому равновесию. Даже если вы вернете обратно весь отрицательный потенциал, что был на вас опрокинут, как ведро помоев, вы не вернете себе этим уравновешенного состояния. Потому что необходимость отвечать на оскорбление, только ущемляет вашу психику в возможности хоть какой-то самодостаточной релаксации. И так потому, что в ваши намерения такой ответ совсем не входил. Решение возникло стихийно и ситуационно, в отсутствии естественной инициативы и соответствующей ей идеи «мимолетного» характера, или идеи одноразового пользования. Теперь вы наоборот, в отличие от примера первой ступени, можете с успехом реализовать то, чего по существу НЕТ. Потом вы, вероятно будете сетовать, что не смогли ответить по настоящему подобающим образом, у вас в уме могут возникать варианты более «полновесного» ответа на оскорбление. Это, конечно очень индивидуально, не обязательно, что мысленно это будет выражено именно так, но общий мотив ума после пережитого очевиден. Психологически выраженный ум восстанавливает свой растраченный ресурс... пустотного сплинта[2], или иначе, подсознательно выраженной способности расщеплять пустоту! Нужно понять это правильно. Пустоту не в смысле всякого отсутствия мыслей, а в смысле отсутствия идеологической платформы для ситуационного и кратковременного процесса мышления. Вам не дали возможности «идейно пораскинуть мозгами», что бы создать эту основу, подоплеку смысла того, что вы говорите. Вас огорошили, психологически обезоружили, заставили ваш ум собираться с мыслями практически на голом месте. Безусловно, это есть растрата психических прежде всего ресурсов.

Мы не говорим здесь о том, как именно реагирует человек на что-то. Мы говорим о (само)реакции психики как она есть, реакции, что направлена на собственное или внутреннее свое содержание, в привязке к обусловленному сознанием уму.

И суть в том, что эта реакция, которая на самом деле проявляется в двух своих возможных ипостасях - однотипна.

То есть, по сути, ущемляет саму себя.

Но поделать с этим ничего нельзя - так прежде всего устроено от самой природы сознание человека в общем и целом.

Ничего нельзя поделать? Зачем же все это пишется?

Прежде всего для того, чтобы вы осознали, что той же самой природой в вас заложена невероятная потенциальность психически умственных ресурсов. А если говорить о невозможности изменить сознание, потому что именно в нем причина всех наших бед, а так же именно в нем причина всех наших радостей, потому что «реально то, что осознается», то необходимо добавить, что «нельзя» именно «поделать», а вот целенаправленно и целиком решительно изменить общую субъективную ситуацию, еще как даже «льзя».

Итак, два пути («канала») компенсации психического нападения. Их нужно совместить, как они столь удачно совмещены у человека долгое время занимающего начальствующую должность, хоть и реально они у него совмещены только в отношении подчиненных ему лиц. Можно соединить в совершенном аспекте. Разумеется, такое соединение на уровне сознания будет ситуационным, то есть временным; оно будет задействоваться по волевой команде определенного характера, что модулируется подсознанием, то есть как раз в ситуации опустошительного напряжения ума, когда в момент (что не прослеживается сознательно) возникает необходимость высокоосмысленного умственного «пеленга» на голой идеологической волне или почве.

Вторая ступень психологического поражения, растянута по времени так же как и первая, но в отличие от первой, она продолжительна именно потому, что субъективно «повторяет» или продолжает саму себя уже вне породившей ее объективной ситуации, стремясь не исчерпать себя, а «преобразовать». В первом же случае, психический «сплинт» стремится скомпенсировать самого себя, отчего и порождает состояние своей продолжительности, растянутости во времени, т.е. застревания на сознательном плане.

Третья ступень: ущемленная «самомнительность». Определение несколько обобщающего характера. Здесь не имеется в виду завышенная самооценка. Но у каждого человека есть подсознательно выраженное личностное (само)отношение, которое именно «мнительно», если хотите, жеманно. Это и есть так называемая «любовь к себе», которой сугубо психически обладает каждое живое существо (не только разумное). Она выражена не только психологически, но и физически, то есть, например, болевая не переносимость, как защитная функция организма (мозга), прежде всего определяет такое подсознательное (само)отношение.

По сути, мнительность, это утонченность само восприятия. Без этого нет подлинно живого существа. Но мнительность должна быть самодостаточна, то есть, она не должна быть подвержена влиянию извне, а выполнять свою (психическую) функцию под строгим контролем подсознательно выраженного ума.

«Задеть за живое», значит ущемить эту сторону нашей психически выраженной личности. Потому что «живее», не чувства, а, как правило состояния любви по отношению к самим себе, что опять же редко проявлено в явном сознании, вряд ли что-то может быть с позиции ментального содержания личности.  Итак, мнительность не проявлена явно, но почему-то ее возможно (и довольно легко притом) задеть, ущемить. Вариантов, конечно множество, поэтому идеализированный пример фактически невозможен. Задеть можно как угодно и за что угодно. Главное, что умом некое (словесное) отношение человека к нам, рассматривается как посягательство на этот живительный росток в явном сознании, что корнями уходит глубоко в центральную область личности. И основной или несущий мотив активности самомнительности, это чувство уверенности в себе, в том, что мы делаем, что имеем. То, чем мы, сугубо по человечески являемся. Задеть за живое, значит пошатнуть эту уверенность с позиции сознательного восприятия. А нет полноценной уверенности в себе (качество устойчивости, как бы), значит невозможно подсознательно выраженное мнительное к себе отношение; жизнь (ее текущий момент) смаковать или быть полностью удовлетворенным им уже сложней, потому что присутствует общее не явно выраженное ощущение, что, что-то упущено, причем категорически важное (!), что-то совсем не так. Может быть мелочь, но это очень важная и крайне необходимая мелочь. Такова перманентная оценка подсознания в ситуации подобной ущемленности со стороны.

Какой же выход из ситуации?

В принципе, ответ напрашивается сам собой. Надо защитить этот едва проявленный во «внешнем» сознании росток глубинного самоотношения, помочь ему обрести, своего рода «увертливость». Мало ли что нам говорят или могут сказать? Нужна прежде всего взвешенная оценка по возможности не зависимого от чувственности ума, согласны?

В таком случае, если мы выработаем «самоотношение самоотношения», то функционально «задетая за живое» самомнительность отразит внешнее воздействие прежде всего не на психику, а на ум, который хорошо компенсирован начальной психологической реакцией, что выражена в удивленности крайней степени. Эта удивленность является естественной реакцией ментально выраженной личности и она мимолетна, то есть, плохо (а практически совсем никак) уловима умом. Эту реакцию нужно наложить на умственный «катализатор», что бы перевести качество общей реакционности с чисто психического на взвешенный, то есть по сути, сознательный план.

Будет ущемлен ум, необходимостью искать конструктивный выход из ситуации. Но мнительный росток будет не тронут. И в состоянии цельной уверенности в себе (в различном своем качестве она есть у всех), мы основательно взвешиваем происходящее (с нами, кстати). Мы исключаем внешний фактор, приведший нас к такому положению, как фактор глубоко личностного влияния. Мы ощущаем не ординарность ситуации, ее принципиальную необычность, но это не отражается на цельной самодостаточности наших чувств. Тем более, мы не склонны рассматривать такое положение вещей, как нечто «катастрофическое». Человек сказал «ЭТО»... Он мог просто вспылить, не подумать хорошо и полновзвешенно. К такому выводу ум приходит уже сразу после услышанного, а потом уже, когда первая «катастрофическая» психическая волна благополучно прошла, может (если посчитает нужным) приступить к рассмотрению иных вариантов создавшегося личного обстоятельства. Конечно, описанное здесь слегка утрировано, потому что сложно описать весь процесс по целевым категориям, чтобы исключить кажущиеся (возможно) противоречия.

Итак, на третьей ступени психологической не защищенности, личность (в обычном случае) игнорирует оба имеющихся пути компенсации психического напряжения и, как бы «сворачивается» в саму себя на уровне самодостаточной реакционности, чтобы эту самодостаточность сохранить. Путь объективного реагирования на ситуацию невозможен, потому что (буквально) любовь к себе, а так же уверенность в себе ни с кем не разделишь, субъективно же личность «отодвинута» на задний план самой себя. Это общенастроенная по всем параметрам психики растерянность. Личность будто вдавлена в стену собственного тыла. Это не всегда означает подавленность, но и активность, особенно в отношении сложившейся ситуации, «отрицательна», то есть не результативна в отношении САМОЗАЩИТЫ.

Подведем итог главы.

Если три ступени психологической не защищенности, преобразовать на сознательном уровне в три параметра комплексного психо-ментального алгоритма, что, выражаясь в общем, создаст психологический барьер («психо эмоциональный улавливатель»), который правда не будет управляться целенаправленно умом, а больше подсознанием, то это явится третьей по сложности возможностью для (практически) любого человека с нормализованной психикой, научиться по настоящему противостоять стрессу.

Примечание. Когда мы учимся в школе, нам приходится решать математические задачи. Приступая к этому впервые, мы не знаем как смысл условия задачи преобразовать в логически отшлифованный образ задачи, чтобы приступить к ее решению. Научившись создавать такой образ, мы далее учимся формированию в своем сознании особого математического (общего) алгоритма, посредством которого легко решаем в последствии задачи определенного уровня. Усложняются задачи, усложняется, соответственно умственный алгоритм отношения к ним. Он стал частью сознания, которая полноценно  активизируется  в нужные моменты. С практикой решения задач, мы становимся способными делать это по сути автоматически.

Это простой пример механизма формирования всякого ментализированного алгоритма, который сублимируется в сознании в соответствии с личной потребностью и качеством наработанного жизненного опыта.

[НАЗАД]  [ДАЛЕЕ]  [ГЛАВНАЯ]