I

Крепчает сталь души,

Что воля к жизни есть.

Не выпить реку слез,

Плоть сумрака отчаянья не съесть

Умом младенческим и вялым,

Что варит на огне страстей чан сытной каши,

Насытить чтобы все нутро слащавым смаком грез...

Уснувшему спиной к костру в морозную и слякотную ночь

Не стать седым.

В Дом Сотпара войдя отважно, дочь

Света и Тепла

Проникла в сердце Сатаны

Одним лишь долгим, ядовито страстным взглядом,

Когда иные даже думать здесь боялись.

Взгляд этот, чарующий и смелый,

Не отчаянный,

Скорее, гордый,  

На миг Все Мудрого Не Человека сделал пьяным.

И тень простого, чуждого, однако чувства,

На сердце опьяненное легла...

Он ощутил на этот миг щемящий зов вины,

В лицо ему пахнуло жаром;

Уста Могильщика Невинных Душ при этом разомкнулись:

лСнег за дверями белый╗,

лЯ не люблю быть злым╗,

лМне суета людская не знакома╗,

лВне естества╗

лПорочного╗

лТы жить не сможешь╗,

лМоя обильная и томная Юдофь╗.

В лицо толкнула кровь

Горячая, как жар

Всесильного

Огня.

И пряча дрожь в губах, она промолвила, не видя кроме Сотпара людей.

лТы образ свой от разума Юдофи никогда не скроешь!╗

И тут, при свете ярком дня, на коже Сотпара, вдруг проступил загар.

лТы рождена лишь для меня╗,

лУмерь беспечный пыл ведуньи╗,

лЖива ты и умрешь╗

лЛишь волей Сотпара╗;

лПридя сюда по доброй воле, ты это знаешь╗.

И тут Юдофь расхохоталась дико,

Трясясь всем телом, изгибаясь.

лТы Сотпар лучше подбери-ка слюни!╗,

лВ твоей башке от смачных помыслов столь жидко╗,

лЧто я, заложницей безвинною являясь╗

лПохоти твоей смертельной╗,

лЛишь удивляюсь, ты ли грезишь╗

лДемоническим правителем стать мира╗,

лВ наивности своей который тщится славой праздной╗,

лНе ведая о том, что, Сотпар-Хряк╗,

лТы беспробудно и надежно спишь...╗

лЯви же мне свой сатанинский знак╗.

лХочу я видеть, как себя ты любишь!╗

Хозяин Жизни обомлел,

Глазами яростно сверкнув,

Но тут же обернулся вышним ликом,

Надменно и спокойно так взирая

Холодным взором.

В устах его насмешка промелькнула.

лЮдофь... ведь я тебя с рождения хотел╗.

лУснув,

Я нахожу тебя кругом,

И под землей и в небе╗.

лЮдофь... Прекрасная и молодая!╗.

лЯ силу новую найду в тебе╗.

лПоэтому - ты первая╗  

лКто познакомится с кромешным адом╗

лМоей любви╗

лДуховной и телесной╗.

Юдофь ответила:

лТвоя любовь в крови╗.

 И Сотпар уточнил:

лЯ дух небесный╗.

лЯ рядом с Богом жил╗.

лНо, Бога ты, видать, забыл...╗.

Он улыбнулся ей со всей безликой омерзительностью волчьего оскала.

лНам с ним во чреве Вечности немного тесно╗.

Шагнул к Юдофи он

И сердца ее дверь открыл,

Откуда рвался стон

Любви столь безыскусной,

Что и безмерности ее душе все мало.

Но смысл чувства этого простой:

Взметать ошметки крыл

До самой темной выси.

И Сотпар отступил на шаг,

Играя удивлением во взгляде,

Что мерил душу безобидную Юдофи.

лЗахочешь ли вернуться - попроси╗.

Чуть слышным шепотом безвольно молвил Маг,

Держа Юдофь в тягучем омуте

Беспамятного сна.

Заложница любви

Бесовской

Сама держала Волю Князя Тьмы в узде

Порочных чар невинного и девственного сердца.

За горизонтом теплится весна...

В лесах зверь выживает лишь сноровкой.

Очнувшись, девушка сняла печать заклятия с лица.

Ей жить теперь лишь в беспросветной Правде,

С которой Сотпару вменяется вина

Святости Крамольного Отца

НАРОДОВ.

Он крестит их на благо не земное

Средь диких, мученических и тяжких стонов.

Он их лишает призрачных оков,

Он дарит покаяние и блажь забвенья,

Но говорит при этом он другое;

Он говорит о том,

Что боль терпенья,

Воздастся им Великим Даром

Света.

Итак,

Скрепляя лжи священной звенья,

Он прячет от людей

Звериный Знак.

Он прячет признак

Знака

От себя.

Но такова чреватая черта

Его души.

И со спасением души очередной

От сумрака земного,

Все явственней,

Прочнее их губя,

Он изрекает суть известную

В проникнутые тонким слухом уши.

Со словом же в их безднах назревает гной,

Которого к концу венчания столь много,

Что сердце желчное и страстью упоенное глубинной,

Терзает плоть ума, в попытке ведать,

Приворошенною правдивостью ложь лестную.

Душа, что изнутри себя любя

Уходит после в Скорби Лес страдать,

Искать

Там

То,

Что медом кажется устам,

А сердцу пламенеющему - ядом

Сладким.

Для душ, во тьму ушедших,

Отныне свято

Все то, чем дышит Сотпар.

Юдофь осталась с ним.  

На вечность?

Может.

Но больше не было просящих

Божество Огня

О милости искоренить позор и горе.

Под сердцем Сотпара занялся жар,

Из камня смоляного вышла вязкость.

Он до сих пор живет

Во мраке страшных снов,

Юдофь во снах виня

За что-то

И выпивая море

притворных своих слез...

И возвышается над ним горой надменности

И горделивой стати,

Во всей безмерной кротости

Своей

Царица белоснежных, как душа снегов.

Извечный искупитель всех людей...

А просыпается когда он, то давит горло Сотпару обильная зевота,

Он ей в себя вмещает все то горе,

Что сотворил от часа сотворенья мира,

В который его злачный дух порока

До срока повержения принес.

А ныне...

Его сковала в чреве духа вера,

Что он всех умерщвленных спас

Для жизни вечной, связав их в липкой паутине

Лжи.

Теперь ее не разрубить ударом топора

Простого слова.

Жар кожи

От волнения, истомы чувства...

Воспламенит надежду на любовь лишь только вера!

ИСХОД СЕРДЦА

I

Как прежде, восстает из праха слово.

Оно несет забвение умам.

Войдя в палаты, снова

Гнетется Сотпар близостью Юдофи,

Что падает к его ногам

В слезах подобострастия и муки

Любви,

Что сердце выщемляет из груди,

Заламывая в стоне руки;

И пряди

Восхитительных волос

Стирают пыль у ног его.

Экстаз пьянит ее до смерти,

Лишь только слышит она голос Сотпара...

Он позабыл про дань извечную,

Он смотрит сквозь леса, пороги и болота

На ждущих новых сборов страшных старейшин строго.

И не вмещая странной сути,

Которая, как мир стара,

Не понял, что для похоти своей безумной,

На торжество греха, Святую

От сердца оголил до живота.

И мается отвратно в душевной едкой мути

В клоаке чувственной,

Застуженной

Огнем любви, порочной страсти.

лО, бог мой!╗, -

Так стенали те,

Которых ныне он прогнал,

Юдофью переполненный сверх пыла.

Но в ней восторг немой

Громоподобен в пустоте

Беззвучной Словом.

Он так же перед ней молчал;

Она его надежно затворила

Во мрак подземный сердца...

Что с ним случилось, он не знал.

Но взгляд, мятущийся в экстазе робком,

Подневольном,

Не может оторвать он от лица

Прекрасного Юдофи.

И в этом образе, он лик, вдруг видит Софьи...

Знак мудрости глубокой и любви...

И в сердце есть струна,

Что той подобна,

Звучание которой вершит власть

Над адской сутью Зверя.

Нажравшись всласть

Людскими душами,

Себе не веря,

Он лезет грязными, когтистыми руками

Во чрево духа...

И не найдя там тени страха

Сжимает разум свой в нелепый ком безвольный.

Вот какова для Зверя Плаха!

И он восходит на нее, уверенный, нет, просто убежденный,

Что этим так же он вершит над смертными

Владычество Греха.

Но вне живого человеческого сердца

Во мраке бездн своих отчаянно стучит зубами;

Ведь сутью своей темной он всегда на дне...

Сухого, да холодного колодца.

И кровь души разбавит не в вине.